Сделать стартовой страницей

BOY21.NAROD.RU

Добавить в Избранное

:: М.А. Шолохов ::

Тихий Дон

Часть восьмая

  Аксинья выздоровела к весне. Чудесно обновленным и пре-красным предстал перед нею мир. Ничего не зная о судьбе Гри-гория, но наслышанная о продолжающейся войне, Аксинья зас-пешила в родной хутор, уверенная, что именно дома она будет ближе всего к любимому. Но в Татарском ждал ее брошенный и осиротевший курень. И жила бы она так совершенно одна, если бы тоска и тревога за жизнь Григория не сблизила Акси-нью окончательно с Мелеховыми. Ильинична стойко держалась только благодаря надежде на встречу с младшеньким. Аксинья как могла помогала Дуняшке и Ильиничне по хозяйству: и с посевной, и с воспитанием детишек Григория. О Степане вспо-минала неохотно; почему-то ей казалось, что не вернется он. Собирала всякие, зачастую противоречивые слухи о Мелехо-ве, добросовестно делилась ими с его семьей. И только от Про-хора Зыкова получили достоверные сведения: Григорий жив-здоров, в Новороссийске перешел на сторону красных и теперь воюет в Конной армии Буденного. С поступлением на службу Советской власти, по словам Прохора, Григорий заметно пере-менился: веселый стал, приняв решение служить, пока все про-шлые грехи не замолит. А служил он, действительно, как умел, на совесть, сам Буденный благодарил, руку жал. Прохор Зыков оставался со своим командиром до последнего, пока не был тя-жело ранен в бою, и не демобилизовали его с одной рукой под-чистую. После этих новостей с возросшим нетерпением стала ждать сына Ильинична. Она изводила всех ближних разговорами о долгожданном сыне, вспоминая о нем при каждом случае. Даже о хозяйстве заговаривала с тайным желанием поговорить о Гри-ше. Однако хозяйствовать на базу Мелеховых пришлось совсем другому казаку. Вернулся однажды в Татарский Мишка Коше-вой и тут же направился к единственно родному человеку, ос-тавшемуся в живых, - к Дуняше. Холодная встреча, оказанная ему Ильиничной, напора Мишкиного не ослабила: он уже дав-но готовился к тяжелым ответам на ее обвинения и речь свою продумал основательно. Не считал он себя виновным ни в ги-бели Петра, старшего сына, ни в смерти Пантелея Прокофье-вича, ни мытарствах Григория; если он и "душегуб", то так мож-но было окрестить всех казаков, участвовавших в войне, - и самого Петра, и Григория, а что уж говорить о мелеховском куме Митьке Коршунове. Ничего не могла ответить на это Ильинич- на, а уж тем более не смогла отказаться от помощи в давно уже развалившемуся без мужских рук хозяйству: Мишка поставил повалившийся плетень, обстругал грабельники, отремонтиро-вал рассохшийся баркас, помог в приготовлении к покосу и в сам покос. Работа спорилась в уставших от войны руках каза-ка, мешала только одолевавшая его болезнь. Один из присту-пов лихорадки, напугавший Мишатку Мелехова, вдруг неждан-но примирил Ильиничну с упорным "душегубом": вгляделась Ильинична в его восковое лицо, в сутулую фигуру, подсмотре-ла равнодушный, измотанный болезнью взгляд, ярко вспыхнув-ший только при виде Мелеховского сынишки, а потом снова потухший, и непрошенная материнская жатость овладела сер-дцем старухи. По-прежнему борясь с двумя захлестнувшими ее противоречивыми чувствами - жалостью и ненавистью - согласилась Ильинична на свадьбу Дуняшки и Мишки Коше-вого. После свадьбы дела дома Мелеховых, где обосновались мо-лодые, пошли на поправку. Мелеховский курень словно помо-лодел, засияв свежеокрашенными ставнями. Ретивым хозяином оказался Мишка. Только Ильинична вдруг стала чувствовать в родном дому себя лишней и чужой, казалось, что молодые на-чинали жить с нуля, все переделывая и восстанавливая на свой манер, не интересуясь мнением "бывшей" хозяйки. И Ильинич-на стала с каждым днем ощущать себя все более одинокой. Мысленно она все время была с сыном, все силы расходовала на его ожидание. Даже детям Григория не уделяла уже долж-ного внимания, все возложив на тетку Дуняшу. Ничто уже не могло взволновать старуху: ни хозяйство, ни счастье дочери, а зять по-прежнему оставался для нее чужим человеком. Сама жизнь стала тяготить ее. В один год потеряв столько близких и любимых, она продолжала неизвестно почему и зачем жить, быстро постаревшая, надломленная страданиями. За свою дол-гую нелегкую жизнь, считала Ильинична, она заслужила хотя бы одного: встретить, наконец, своего горячо любимого сына. Но скоро и эта надежда стала угасать, теряться в захлестнув-шем море одиночества. Лишь однажды к Ильиничне вернулась, и то ненадолго, ее былая жизнерадостность: пришло письмо от Григория, с поклоном и обещанием скоро вернуться домой. Недели две спустя Ильинична заболела. К себе она никого не допускала, даже посещения Аксиньи становились в тягость старой женщине, желающей остаться наедине со своими вос-поминаниями. Как ни странно, об умерших Петре, Пантелсе Прокрфьевилее, Наталье не думала она в последних своих стра- даниях. Все мысли ее занимал только Григорий. Не нужно ей было уже ни чужого сочувствия, ни постороннего внимания, только тревога за сына удерживала Ильиничну при жизни, за-ставляя учащенно биться изболевшееся материнское сердце. Но постепенно и эта тревога ослабла, выпуская Ильиничну, все чаще впадающую в забытье, из своих цепких рук. Как-то ночью встала Василиса Ильинична с постели, вышла во двор, покри-чала, позвала долгожданного сына в последний раз, да и верну-лась в дом... готовиться к смерти. Через три дня она умерла.

[1]   [2]   [3]   [4]   [5]   [6]   [7]   [8]   [9]   [10]
[11]   [12]   [13]   [14]   [15]   [16]   [17]   [18]   [19]   [20]   [21]   [22]   [23]   [24]

Copyright (c) Parny 2003