BOY21.NAROD.RU
| Главная страница | Школьные сочинения | Краткие содержания | Архив шпаргалок |
| Полезные советы | Гостевая книга | Полезные ссылки | Реклама на сайте |
:: А.С. Пушкин ::
Руслан и Людмила
В этих строках используется прием гротеска: "грозного" царя пленяют "мимоходом", в облаках "колдун несет богатыря", а не наоборот, как богатырю полагалось бы по рангу, волк назван "бурым", а не "серым", хотя "бурыми" бывают медведи, а не волки. Там ступа с Бабою Ягой Идет, бредет сама собой; Там царь Кащей над златом чахнет... Пародийность усиливается еще больше ступа с Бабою Ягой "идетбредет сама собой", хотя в реальности (сказочной, разумеется) ступа со своей обладательницей летала. Царь Кащей "над златом чахнет", что, вопервых, объясняет, почему сказочный Кащей был такой худой, а вовторых, проливает свет на вопрос об отношении автора к деньгам, вообще к любого рода накопительству (срав. "Скупой рыцарь"). Там русский дух... там Русью пахнет! Данная фраза возникает неожиданно и на первый взгляд совершенно не вытекает из предшествующего контекста. Однако если иметь в виду то, что говорилось о пушкинском представлении о народности, то становится ясно, что данная фраза относится вовсе не к самим перечисляемым персонажам, по к тому представлению о народности, которое свойственно Пушкину. Именно подобное ироничное отношение к персонажам и к самому себе, радостное, жизнеутверждающее мировоззрение свойственно, по Пушкину, русскому народу, и это именно тот дух, который приходит из русских народных сказок. Только этим можно объяснить то, что к "Руслану и Людмиле", являющемуся по жанру былиной (т.е. произведением героического эпоса), приставлен сказочный зачин. Закапчивается это своего рода вступление словами, вполне традиционными для русской народной сказки. Но и здесь все перевернуто "с ног на голову", так как фраза "И там я был, и мед я пил..." традиционно не относится к зачину, а принадлежит концовкам, т.е. помещается не в начале произведения, а в конце. У моря видел дуб зеленый; Под ним сидел, и кот ученый Свои мне сказки говорил. Одну я помню: сказку эту Поведаю теперь я свету... Последняя фраза представляет также своего рода мистификацию, литературный прием: Пушкин как бы отказывается от авторства, приписывая произведение комуто еще. В данном случае объявляется, что это одна из сказбк, рассказанная ему говорящим котом, а также, что это "дела давно минувших дней, преданья старины глубокой". Подобные мистификации довольно характерны для Пушкина (например, "Повести Белкина", где повествование ведется от имени, соответственно, Белкина; кроме того, косвенное отношение к этому приему имеет и изобретенное Пушкиным "отделение" автора от рассказчика, например, в "Евгении Онегине"). Подобного рода мистификации преследуют двоякую цель: а) Пушкин демонстрирует свое преклонение перед вековой мудростью народа, с аккумулированной в сказках, легендах, притчах и т.д., т.е. народном творчестве, отводя себе лишь роль рассказчика, а не того, кто все это придумал, б) Пушкин вносит в произведение самоиронию, а заодно "отмахивается" от разного рода критики и критиков (отношение к которым Пушкин довольно внятно изложил в своей поэзии).
[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14]
Copyright (c) Parny 2003
